Считается, что в среднем ежегодно в России заводится около 200 тысяч уголовных дел на бизнесменов и год от года эта цифра только растет. The Bell выяснил, что число уголовных дел на бизнесменов и топ-менеджеров в реальности куда меньше — от 5 до 15 тысяч в год. Но проблем бизнесу все равно хватает. Рассказываем, как на самом деле преследуют предпринимателей и кто в зоне риска.

Содержание:

• Настоящее число уголовных дел против предпринимателей
• За что судят предпринимателей и топ-менеджеров
  
• Преступление и наказание: ущерб и срок
• Портрет типичного предпринимателя «под статьей»
• Каковы ваши шансы столкнуться с уголовным преследованием

Уголовных дел против предпринимателей в разы меньше, чем принято думать

В середине февраля уполномоченный по защите прав предпринимателей при президенте и глава Партии роста Борис Титов заявил о резком росте — на 37% — числа предпринимательских уголовных дел. Точной цифры на этот раз Титов не назвал. Но журналисты и предприниматели, ссылаясь на него (1, 2, 3, 4), часто называют цифру в 200 тысяч уголовных дел в год — как оценку по преследованию бизнесменов или как количество предпринимателей в российских СИЗО. Эта цифра звучала летом 2019 года на Столыпинском форуме, в 2015 году ее называл и Владимир Путин. А, если верить депутату Госдумы Андрею Голушко, в России и вовсе возбуждается тысяча уголовных дел в отношении предпринимателей в день — цифра большая, но тоже сравнимая.

По последним данным Титова, за 2019 год в России было зарегистрировано 317 627 преступлений:

• по статьям из 22 главы Уголовного кодекса (преступления в сфере экономической деятельности)
• статьям о мошенничестве (ст. 159-159.6 УК)
• присвоении или растрате (ст. 160)
• причинении имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества путем обмана (ст. 165)

Число переданных в суд дел при этом практически не увеличилось — их 68 828. Зато выросло число дел, производство по которым приостановлено — например, по тем же мошенническим статьям, доложил Титов.

The Bell решил узнать, за что чаще всего судят предпринимателей, но быстро обнаружил, что доверять имеющейся статистике о преследовании бизнесменов не приходится. Например, по оценке Института проблем правоприменения (ИПП), основанной на данных МВД, Генпрокуратуры и Судебного департамента при Верховном суде, реальное число таких уголовных дел находится в диапазоне от 5 до 15 тысяч — против 200-300 тысяч у Титова.

Такое огромное расхождение объясняется, в первую очередь, разницей между числом преступлений, обвиняемых и осужденных лиц. Число расследованных преступлений — гораздо меньше числа зарегистрированных. Еще ниже число преступлений, по которым установлены виновные лица.

«Про 300 тысяч заведенных за год дел. Далеко не во всех из них появится обвиняемый, говорите вы. Не во всех. А кому от этого легче? — рассуждает в ответ на запрос The Bell член федерального политсовета Партии роста Александр Хуруджи. — Проблема наша в том и состоит, что следователь не отвечает за то, чтобы заведенное дело доводилось до конца, до приговора. Чтобы был приговор, еще потрудиться надо, доказательства собрать (хотя то, как и какие доказательства у нас собирают – отдельная песня). А тут бумажки в папку собрал, дело завел и все, дубина над бизнесменом уже повисла. Она и опуститься может».

Число обвиняемых действительно может быть в два-три раза меньше по сравнению с числом расследованных преступлений — в зависимости от способа учета, пишет ИПП в исследовании «Структура и основные черты экономических преступлений в России».

И бизнес-омбудсмен, и вслед за ним президент любят утверждать, что многие дела в отношении предпринимателей не доходят до суда — например, Владимир Путин утверждал, что в 2014 году по экономическим статьям было возбуждено 200 тысяч дел, из которых до суда дошли только 46 тысяч. Обычно этот аргумент приводится как свидетельство произвола силовиков — дело возбудили, а до суда оно развалилось. Но цифры это не подтверждают: случаев, когда обвиняемый в деле есть, а дело до суда не дошло, в 2014 году было менее 15%. Вероятнее всего, данные, которые приводит президент, свидетельствуют о преступлениях, по которым не были установлены виновные — такие дела действительно не могут дойти до суда.

Чтобы узнать правду, можно было бы ориентироваться на число осужденных: по названным Титовым статьям в 2018 году их было 37 675 человек (данные Судебного департамента). Но и эту цифру нельзя считать абсолютно точной, поскольку у разных ведомств разные подходы к ведению статистики, ни один из которых не позволяет отделить предпринимательские дела от общеуголовных. Например, МВД и Генпрокуратура используют собственную категорию «преступления экономической направленности». Но почти треть таких преступлений составляют дела фальшивомонетчиков, которые нельзя отнести к предпринимательским.

За что судят предпринимателей и топ-менеджеров

Отделить дела в отношении предпринимателей трудно, но есть несколько статистических категорий, которые дают более точное представление об их числе. Одна из них — дела, в которых указан социально-экономический статус обвиняемого. Такая статистика есть в статистических карточках МВД (правоохранители заполняют их в соответствии с положениями Гражданского кодекса). Но у нее тоже есть недостаток — речь может идти о преступлениях, совершенных людьми в статусе предпринимателя (собственника предприятия, предпринимателя без образования юрлица, рантье и т.д.), но не связанных с предпринимательской деятельностью.

ИПП, исследуя все данные, собрал собственную классификацию экономических преступлений как тех, которые чаще всего вменяются «в связи с исполнением должностных обязанностей в организации или ее управлением или могут быть с легкостью применены по отношению к руководителю предприятия». Согласно его статистике:

• В 2014 году доля экономических преступлений с обвиняемыми, среди которых хотя бы один имел статус предпринимателя составляла 14,6% (примерно 8,2 тысячи преступлений).
• Еще примерно в 19,8% случаев ( 11 тысяч преступлений) среди обвиняемых нашелся хотя бы один со статусом топ-менеджера — руководитель, замруководителя или сотрудник, выполняющий управленческие функции в коммерческой или иной организации.

В 2018 году, по данным Судебного департамента, общее число приговоров в отношении предпринимателей составило 9 235 — но сюда входят преступления не только по экономическим статьям.

Кто составляет остальную массу обвиняемых по экономическим статьям, определить сложно, говорит Кирилл Титаев, директор ИПП по исследованиям и ассоциированный профессор социологии права им. С.А. Муромцева Европейского университета в Санкт-Петербурге: в эту статистику попадают все — и реальный бизнес, и мошенники, и те, кто разными способами обналичивает материнский капитал.

Существенно меньшее количество дел в отношении предпринимателей не означает, что проблема с уголовным преследованием бизнеса — надуманная. Просто дело не в массовых преследованиях, а в распространенной практике описывать обычные деловые отношения в уголовно-правовых категориях.

«Суть предпринимательской деятельности в том, что предприниматель, действуя на свой страх и риск, может принимать решения, которые не гарантируют доход, — говорит Кирилл Титаев. — Сейчас бенефициар и лицо, принимающее решения, — часто не один и тот же человек. Когда принятое решение не приводит к ожидаемым доходам или тем более приводит к потерям, у бенефициара может возникнуть вопрос, насколько осознанно действовал менеджмент. То же касается и контрагентов. Например, мы с вами заключили договор на отгрузку тысячи тонн гравия. Я под это начал выстраивать бизнес-модель, она не удалась, я не смог отгрузить вам гравий, вы из-за этого понесли потери. Если я предвидел и планировал, что вы понесете потери, а я попользуюсь вашими деньгами и их верну, то это мошенничество. А если я этого не предвидел и не должен или не мог предвидеть, то это обычная предпринимательская ситуация, где я возмещаю вам те потери, которые обязан в соответствии с договором, и мы с вами расходимся. Это называется границей между уголовными и гражданскими правоотношениями. Проблема в том, что в российских реалиях абсолютно неизбежные ошибки начинают интерпретироваться как уголовное преступление».

«Корень зла — в ненадлежащем доказывании умысла, далее несоблюдение гарантий, предусмотренных законодателем, остальное уже по сути производные, — соглашается Екатерина Авдеева, председатель комитета развития правовых услуг и экспертизы законопроектов «Деловой России», общественный бизнес-омбудсмен Москвы в уголовном процессе. — Для экономических составов доказывание умысла особенно важно, так как отсутствие умысла, например, на хищение, неуплату налоговых, таможенных платежей приводит к тому, что само событие преступления отсутствует, а неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств лежит в рамках гражданско-правовых отношений и должно разрешаться в рамках гражданского или арбитражного процесса. Но у нас, к сожалению, нередко случается объективное вменение — когда умысел в случае возбуждения уголовного дела, по сути, презюмируется, что приводит к поспешным предъявлениям «дежурных» обвинений».

Неверно предполагать, что основной интересант уголовных дел против предпринимателей — это правоохранители, которые добиваются взятки или пытаются «отжать» бизнес, считают в ИПП. «Последние исследования показывают, что достаточно часто система уголовного преследования оказывается лишь инструментом для решения споров между хозяйствующими субъектами», а в основе российского законодательства лежит уголовное право. Главным же является не компенсация ущерба пострадавшей стороне, а изъятие в пользу государства.

Преступление и наказание: ущерб и срок

Преступления, которые вменяются предпринимателям, вовсе не обязательно причиняют ущерб, тем более существенный. Здесь есть абсурдная зависимость, считают специалисты: когда у преступления есть реальный пострадавший, которому нанесен ущерб, подозреваемого чаще всего не удается обнаружить. Зато в делах, в которых есть подозреваемый, размер ущерба чаще всего неизвестен — косвенно это говорит об отсутствии реального потерпевшего.

Ущерб. Как ни странно, в преступлениях, в которых чаще всего обвиняют предпринимателей и руководителей, он не так уж велик. По данным ИПП, в 2014 году ущерб составлял:

• меньше 119 тысяч рублей — в 25% экономических преступлений;
• меньше 650 тысяч рублей — в 50% преступлений;
• меньше 2,7 млн рублей — в 75% преступлений, включая налоговые преступления.

«Мировая практика по большей части состоит в том, что, если человека обвиняют в том, что он не ошибался, а обманывал контрагентов, то необходимы именно доказательства умысла, — говорит Титаев. — Сначала необходимо оценить, можно ли было так ошибиться. Если есть сомнения, все равно нужны свидетели, переписка, или что-то, что является объективным свидетельством умысла. В российских реалиях же умысел просто вменяется — фиксируется факт ущерба, наступившего от действий лица, причем мнение того, кому ущерб якобы причинен, в российской практике может не приниматься во внимание».

Суровость наказания. Предприниматели получают реальные сроки чаще, чем госслужащие, но реже, чем безработные, следует из данных Судебного департамента. А еще предприниматели получают самые длительные медианные сроки заключения по сравнению с категориями безработных и экономически активных, следует из другого исследования ИПП: в 2013 году это было 3,3 года по сравнению с 2,4 и 2,5 годами соответственно. Либеральные реформы времен президентства Дмитрия Медведева, которые должны были создать для предпринимателей особый правовой режим, фактически не сказались на их положении, следует из того же исследования. Смягчение в применении законов происходило благодаря общим реформам, а не предпринимательским.

Портрет типичного предпринимателя «под статьей»

«Я думаю, любой предприниматель вспомнит кейс: выясняется, что заказ будет с государством — значит, предприниматель автоматически поднимет цену вдвое, потому что с государством нужно страховаться на дополнительные возникающие риски, — отвечает Титаев на вопрос о наиболее рискованных бизнес-отношениях. — Мы пока не знаем, насколько точно выше риски в случае с госконтрактом, но эксперты хором говорят, что они существенно выше (детально это станет известно по окончании очередного исследования через полгода). На экспертных оценках уже сейчас видно — доля государства в экономике стабильно растет, и доля государственных бизнесов в уголовном преследовании растет теми же темпами или даже быстрее».

Доля госсектора в российском ВВП действительно высока и продолжает расти, хотя ее оценки и разнятся. По данным МВФ, эта доля в России составляла 32% в 2012 году и выросла до 33% в 2016-м. ФАС заявляла, что она уже в 2015 году составила 70% против 35% в 2005-м. Moody’s Investors Service оценивает долю госсектора в России с учетом частично приватизированных компаний в 40-50%, что соответствует оценке Центра стратегических разработок в 46% ВВП.

«Госзаказы — вообще отдельная тема для уголовного преследования предпринимателей, — подтверждает Алексей Добрынин, управляющий партнер санкт-петербургского офиса коллегии адвокатов Pen&Paper. — Если речь идет о контрактах, связанных с бюджетным финансированием, то можно смело утверждать, что риски уголовного преследования по этому направлению у предпринимателей есть, и серьезные. Простой пример: все построили, а заказчик, как водится, недоволен результатом: проводит строительно-техническую экспертизу, которая ему подтверждает, что часть работ выполнена не по проекту и т.п. Вот отсюда и появляются, зачастую, необоснованные подозрения в совершении преступления. И как итог — уголовные дела по ст. 159 УК РФ».

В последние годы среди громких дел в отношении бизнеса все больше связаны с госзаказом или с сотрудничеством с госпредприятием:

• В мошенничестве с кредитом государственного Сбербанка подозревают экс-владельца Антипинского НПЗ Дмитрия Мазурова — по версии следствия, под видом получения кредита Мазуров похитил 1,8 млрд рублей, скрыв от банка данные о других кредиторах и поручительствах за другой бизнес Мазурова в других банках. Мазуров утверждает, что Сбербанк всегда знал обо всех связанных с заводом операциях.
• Бывший гендиректор когда-то крупнейшего в стране НПО «Мостовик» Олег Шишов после строительства нескольких гособъектов — Приморского океанариума и ряда объектов для Олимпиады в Сочи стал фигурантом сразу нескольких уголовных дел — о пособничестве в растрате, о невыплате заработной платы и об уклонении от налогов. На Олимпиаде “Мостовик”, по словам Шишова, строил объекты в «плохо организованном аврале» и в убыток себе, после чего обанкротился.
• Та же история в громком деле «Седьмой студии» — по мнению следствия, режиссер Кирилл Серебренников и сотрудники студии похитили бюджетные средства, выделенные Минкультом на театральный проект «Платформа». Для этого они, как считало следствие, проводили мероприятия сильно дешевле суммы, которую выделил Минкульт, или не проводили их вовсе. Позже экспертиза установила, что мероприятия на самом деле стоили даже дороже, но дело до сих пор не прекращено.

«Меньше всех рискует стать фигурантом уголовного дела массовый, простой, компактный бизнес — магазин, парикмахерская, автомойка, — утверждает Титаев. — Там возникают свои абсурдные кейсы и они вносят ощутимый вклад, но за счет того, что этих бизнесов очень много, в процентном отношении их риски невелики. Сегодня типовой человек, преследуемый за экономическое преступление, — не владелец автозаправки, а директор детского садика, бухгалтер МУП “Третий парк” и т.д. А самая опасная профессия в России — это мэр. Если вы человек с высшим образованием, то шанс, что в вашей жизни случится уголовное преследование — примерно 1 к 1000, если вы мэр города или района — таких шансов примерно 1 к 10».

«В зоне риска, во-первых, те, кто выполняют госконтракты, — согласна Авдеева из Комитета развития правовых услуг и экспертизы законопроектов Деловой России. — Нередко мы сталкиваемся с тем, что даже при исполнении контракта и принятии товаров или работ заказчиком потом может быть возбуждено уголовное дело. Вменяется хищение бюджетных денежных средств со всеми вытекающими тяжкими последствиями. Поставленной продукцией заказчик пользуется, претензий не имеет, но вменяют нарушения, которые скорее стоит отнести к гражданско-правовому спору. Во-вторых, в зоне риска директора и бенефициары компаний, исполняющих коммерческие контракты компаний, которые возмещают НДС. Сюда же относятся бенефициары и руководители девелоперских компаний, по крайней мере до изменения законодательства о долевом строительстве, бенефициары и руководство кредитных учреждений, у которых отозвали лицензию».

В статье об уровне оптимального правоприменения для бизнеса ИПП приводит типичные случаи чрезмерной криминализации экономической деятельности — то есть те, когда «уголовное наказание явно чрезмерно по тяжести за совершенное деяние»:

• Преступления, связанные с нарушением правил ведения бухгалтерского и налогового учета

Кодекс об административных правонарушениях позволяет оштрафовать должностное или юридическое лицо за нарушения в хозяйственной деятельности предприятия. Поскольку штраф для юрлица существенно выше, часто штраф накладывают на сотрудника, которому предприятие компенсирует сумму штрафа. Опытные руководители оформляют такую компенсацию как премию сотруднику, неопытные платят из кассы предприятия — что правоохранители нередко трактуют как растрату.

• Преступления, связанные с неисполнением договорных обязательств

Не все заключенные договоры могут быть исполнены, такова природа предпринимательской деятельности — партнеры могут неверно оценить риски, обстоятельства и условия, они могут измениться. Готовность в такой ситуации вернуть средства в установленный договором срок не всегда защитит предпринимателя от уголовного преследования, которое может начаться еще до наступления срока возврата денег по договору.

• Преступления, связанные с несоблюдением правил распоряжения господдержкой

Средства господдержки предполагают целевое использование — считается, что деньги пойдут на определенные цели, например, развитие бизнеса. Два распространенных основания для уголовных дел в таком случае: фальсификация статуса адресата господдержки и нецелевое расходование средств.

Например: предприниматель может получить целевой кредит на развитие сельского хозяйства под более низкие проценты, чем нецелевой кредит. Многие хозяйства не имеют достаточных доходов, чтобы брать нецелевые кредиты, но и заниматься сезонной деятельностью без кредитов не могут, поэтому часто берут целевые кредиты и тратят их на фактические нужды, например, выплату зарплаты сотрудникам. Несмотря на то, что, по факту средства тратятся именно на развитие предприятия, целевым расходованием средств это не считается — и за это предпринимателя привлекают к уголовной ответственности.

• Преступления, связанные с нарушением требований лицензирования

Предпринимательская деятельность без регистрации часто приводит к появлению уголовных дел — однако в большинстве случаев поводом для возбуждения дела становится не нарушение правил безопасности или причинение кому бы то ни было ущерба, а исключительно факт отсутствия лицензии и получения дохода. Несмотря на то, что работы были выполнены с соблюдением всех требований безопасности (о чем говорит отсутствие обвинения по другой статье), предприниматель или руководитель все равно могут быть привлечены к уголовной ответственности.

Требования самого бизнеса, которые он упорно адресует власти, во многом повторяют выводы исследований — необходимо декриминализовать часть статей УК (мелкие мошенничество и растрату, мелкий коммерческий подкуп, незаконное предпринимательство), изменить условия заключения под стражу и возбуждения уголовных дел, дополнить УПК так, чтобы хозяйственные споры не приводили к уголовному преследованию, а в том, что касается налоговых преследований — не возбуждать дела без заключения налогового органа, как это было раньше.

Ваши шансы попасть под уголовное дело

По оценке ИПП, шансы стать фигурантом уголовного дела для среднего предпринимателя или руководителя — 1 к 50 в течение жизни. «Это не очень большое число дел, — поясняет Титаев. — У типового предпринимателя шанс в следующем году оказаться жертвой серьезного уголовного преследования — это доли процента. Но за счет того, что есть круг общения, есть общая репутационная ситуация, портится бизнес-климат». По его словам, сложившаяся ситуация приводит к тому, что предприниматели начинают чрезмерно инвестировать в собственную безопасность и опасаться рискованных проектов, которые, в конечном счете, и могли бы привести к экономическому прорыву.

«Например, человек, начиная свой бизнес, говорит: “Я начну не сейчас, а через год, мне через год должны дать звание заслуженного работника некоторой отрасли, что в случае уголовки будет серьезным смягчающим обстоятельством”, — пересказывает Титаев. — И человек год ждет с началом своего бизнеса при том, что объективно его шансы на уголовное дело достаточно скромны. Все ведут себя так, как будто эти шансы достаточно велики. Как любит говорить Екатерина Шульман, репрессии у нас выборочные, но если эти репрессии касаются именно вас, вам все равно, что они выборочные».

Измерить влияние на поведение предпринимателей в цифрах исследователям пока не удалось: «Мы знаем из разговоров, что вот от одного проекта отказались, от другого, но определить, как конкретно это влияет на поведение предпринимателей, пока не можем», — говорит Титаев.